РЕЦЕНЗИИ

Интервью с Геннадием Нордом провела Тамара Церетели

2007 год Путин объявил годом русского языка. Тогда все надеялись, что язык от этого не пострадает. И вправду, не пострадал. Потому что, одно дело объявить, и совсем другое – сделать. Вопреки первобытной логике, слово произнесенное не материализовалось. Даже президентское. Камлание над русским языком не сделало его ни более популярным в мире, ни более привлекательным для изучения. Шаманы оказались никудышными.

Тем временем в Грузии, которой у нас разве что детей не пугают, этим летом прошел международный русско-грузинский поэтический фестиваль. Прошел, как вы догадываетесь, исключительно неправительственными усилиями. Организаторы фестиваля – Союз «Русский клуб» (Грузия) и Международная Федерация русскоязычных писателей (Венгрия) – привезли в Грузию писателей из 20 стран, включая Бенин. Российские участники добирались до места назначения через Киев и Ригу. Если кто не курсе, с октября прошлого года самолеты из России в Грузию не летают. Обратно тоже. Транспортная блокада это называется.

Участник фестиваля Геннадий Норд, поэт и шансонье из Канады, а по совместительству член правления Международная Федерация русскоязычных писателей и учредитель Союза русских писателей Северной Америки, поведал о поэтическом фестивале и «вражеской» стране, русских писателях за рубежом и их организациях.

Народная дипломатия

— Недавно вам довелось побывать в стране, с которой у России даже воздушное сообщение прекращено. Более «вражеского» государства не придумаешь. Каковы впечатления?
— Когда мы уезжали из Тбилиси, я поднял тост, там каждый день тосты были – это же Грузия! – я сказал, что меня грузинское гостеприимство просто танком переехало. Потому что принимали нас фантастически. Самое интересное, как это было на уровне простых людей. Как-то поехали мы на блошиный рынок в Тбилиси, на нашем автобусе было написано «Международный русско-грузинский поэтический фестиваль». Там чеканку продавали. Спрашиваем: «Сколько стоит?». «250 лари!». «Дорого», — говорим. — «Не могу дешевле». Мы отошли, прошли по рынку, возвращаемся обратно. И тут к автобусу подбегает тот чеканщик и кричит: «Брат, слущи, я надпись на автобусе не видел. Пойди, возьми за любую цену!». Помните, такое выражение было «народная дипломатия»? Так вот на уровне народной дипломатии, оказывается, можно сделать очень многое. Нам и грузинские поэты говорили – это все правители наделали, а мы вас любим, и будем любить, и будем с вами дружить, и работать вместе.

— Вы туда поехали насаждать русскую культуру, не так ли?
— Я не думаю, что мы ехали насаждать русскую культуру, это какие-то шовинистические слова. Мы хотели показать себя и узнать грузинских поэтов. Культуры ведь переплетенные. Всю жизнь русские поэты переводили грузин, грузины русских. Сейчас многие грузинские поэты читали свои стихи на грузинском языке. И все понятно, не слова, конечно, но интонации, подача, экспрессия.

— А у публики вы заметили интерес?
— Огромный. Кричали браво, после концертов подходили, фотографировались, брали автографы. Выступлений было очень много. Кроме официальных была куча неофициальных – вечера в гостинице, на каких-то встречах, приемах.

— Насколько я понимаю, современная русская поэзия в Грузии почти неизвестна. Как и грузинская в России. Это было некое открытие?
— Да, мы открыли их, они открыли нас. Хотя не скажу, что приехали молодые русскоязычные поэты. Были Гандлевский, Цветков, Маркиш. Там возникли новые контакты, переводы, фестиваль дал возможность подружиться. И буквально на третий день решили сделать фестиваль традиционным. Так что итого фестиваля был огромный – в следующем году в тех же числах проведем второй фестиваль. Правда в Грузии он будет не 10 дней, а пять.

— Боитесь перегрузки от тостов?
— Нет-нет. Просто к 60-летию Израиля решили организовать чартерный рейс из Тбилиси, и следующие пять дней провести в Израиле. Израильскую часть фестиваля берется организовывать Маркиш. Это будет такой русско-грузинско-израильский фестиваль. Причем, участие примут снова русскоговорящие поэты. Где следующие фестивали будут проходить, пока неизвестно, ведь Федерация русскоязычных писателей объединяет людей, живущих в 56 странах мира.

— Я слышала, в грузинском фестивале и российский посол принимал участие. Говорят, даже отплясывал.
— Да, он в Батуми на открытии фестиваля стихи читал, и с фольклорным ансамблем плясал, и в застольях наших участвовал. Не только посол, но и мэр Батуми был, который мне пообещал «грузинский паспорт и грузинское гражданство». Он сказал, кто первым напишет стихи о Батуми, тому дадим. Я ему утром и выдал.

— И когда грузинский паспорт ждете?
— Не знаю. Поеду в следующий раз, спрошу.

По Европе ходит кучей наш великий и могучий

— А как в Канаде обстоят дела с диаспорой?
— Диаспора огромная. Вообще сегодня русские везде. В одном Нью-Йорке около миллиона русскоязычных. Я как-то шел по Амстердаму – куда ни ткнулся, всюду русская речь. После этого написал «по Европе ходит кучей наш великий и могучий». А что касается Канады, то мне пришла в голову идея установить там памятник Пушкину. Сказано – сделано. Теперь он стоит в Монреале перед собором Петра и Павла, в котором первые эмигранты открыли библиотеку имени Пушкина. Недавно Федерации русскоязычных писателей, которая несколько лет назад была создана в Венгрии, решила установить памятники русским писателям и поэтам по всему миру. Уже ведутся переговоры об установке памятниках Пушкину в Венгрии, Греции, Венесуэле. Превратить год русского языка в эру русского языка, в эпоху русского языка. Раз наше правительство ничего не делает, то мы сделаем. Сегодня, как мы выяснили, не считая стран СНГ, около 13 президентов говорят на русском языке, и есть идея наградить этих президентов знаком, который сейчас разрабатывается в Федерации, «Ревнитель русского языка».

— Тем временем, многие эмигранты жалуются, что их дети не знают русского языка.
— Многие да. Это страшно терять язык. Но не все же забывают. Недалеко от Монреаля есть городок, основанный потомками первых эмигрантов – деникинскими казаками. Они там уже переженились с местными, но русский язык не забыли. — Мне кажется, это разница в ментальности. Эмигранты первой волны, как Роман Гуль, «унесли Россию» с собой.
— Эта волна тоже несет Россию с собой. Хотя сейчас как раз тенденция к возвращению. Очень многие хотели бы вернуться. Например, люди творческие, которым там делать нечего. Очень мало кому из русских писателей удается издаваться на английском.

— Помните, Генис писал, что у писателя-эмигранта нет будущего.
— Правильно. Некоторым, как, например, Довлатову, просто повезло, – попался хороший литературный агент.
— Хотя тот же Довлатов говорил, «я — этнический писатель, живущий за 4 тыс. км от своей аудитории».
— Да. Еще он говорил «мы увозим туда свои печали». И мы тоже увозили свои печали. У меня в одной лягухе было: «мы делаем плохо и там, где нас нет». Т.е. где бы мы ни были, живем мы именно тем, что происходит здесь, в России. Это великая страна. В ней трудно, в ней тяжело, но за ней будущее. Надо теперь эту страну строить, выводить на тот же уровень, что Америка.

— Вы думаете, это возможно? Уточните, когда.
— Когда к руководству придут люди, которые не будут считать, что они временные. Сейчас они боятся, что завтра их снимут или переизберут, и они больше не смогут у кормушки сидеть. Поэтому надо нахапать скорее, чтоб не только себя обеспечить, но и детей, и внуков. Т.е. власть это кормило. Надо поменять ментальность. Власть не должна кормить. Власть должна давать возможность руководить. О поездках за туманом

— Возвращаться собираетесь с концами?
— Да уже практически вернулся. Я в этом году в Канаде аж 24 дня был. Так что живу, в основном, в Москве. Вот 10 дней в Грузии жил. А вообще много по стране езжу с концертами. В том числе, с благотворительными – по зонам, например.

— И какое это на вас впечатление производит?
— Тяжелейшее. После зоны обычно болею. У воробья спрашивают – «ты кто?» Он говорит – «орел». — «А почему такой маленький?» — «Болею».

— А в Канаде ездите по зонам?
Там нет зон, там тюрьмы. Как-то пригласили выступить в тюрьме, но до сегодняшнего дня я туда не попал – там столько надо разрешений. Вот они уже два года решают, все никак решить не могут. Когда-нибудь разрешат, и я поеду, спою.

— Вы считаете себя шансонье и поэтом. Что важнее для вас – стихи или музыка?
— Стихи, конечно. Музыка для меня это средство донести стихотворение. У меня есть стихи, которые никогда не станут песнями. А лягухи это вообще отдельный жанр, их на музыку не положишь. Но бывает, что какое-то стихотворение сразу с мелодией возникает. Не знаю, как это делается.

— Почему «лягухи»?
— Песня у меня была такая «Наш мирок уныл и сух. Даже дохнут мухи. Ты лягух и я лягух, оба мы лягухи». Эту песню я написал лет 30 назад. А когда четверостишия надо было как-то называть, получились они «лягухами». Они ведь выпрыгивают по 30-50 штук в день, да и песня «лягухи». И потом, «лягуха» это чисто русский оттенок, ни в одном языке нет такого слова. — Насчет «русского оттенка» ваших лягух – это точно. Причем даже по содержанию: «Быть героем, полным силы. / Как мечтал я смолоду! / Умираю за Россию, / Очень жало, что с голоду».

А кто вы по профессии?
— Литератор, у меня первое образование филологическое. А потом, когда на Север уехал работать, окончил Тюменский индустриальный институт по специальности строительство газовых и нефтяных труб. Правда, оно мне на фиг не пригодилось. Я там начальником управления по снабжению работал. А когда приехал туда, около года просидел в каких-то конторах, не знаю, чем занимался – какие-то отчеты, трубы, что куда ушло. Я больше курил в коридоре. Целый отдел работал, а я курил.

— Зачем же вы туда поехали?
— Была такая песня «А я еду, а я еду за туманом». А мне зарабатывать надо было, семью кормить. Вот и поехал я за деньгами, потому что за туманом только дураки ездят. А вообще, я считаю, что этим миром правит любовь. Поэтому не красота будет мир спасать, а именно любовь.

— Но красота ведь страшная сила.
Любовь страшнее.

К списку рецензий